Море и космос
Занимающийся долгие годы историей Черноморского флота и судьбы адмирала П. С. Нахимова, Александр Нахимов рассказал редакции медиапортала «Море и космос» о забытых и не попавших в поле зрения историков обстоятельствах биографии и взаимоотношений адмиралов П. С. Нахимова и В. А. Корнилова, которые вошли в готовящийся им труд.
МиК: Александр Павлович, Вы употребили целые годы, чтобы восстановить факт за фактом историю отношений и жизни без преувеличения легендарных личностей. Наверно, не просто охарактеризовать одной фразой такой пласт, но все же скажите: была ли какая-либо интрига этих отношений?
А. Н.: События приняли определенный характер к 1852 году, еще до Синопа и Крымской войны. И они показали следующее: Корнилов откровенно опасался авторитета 1-го флагмана Черноморского флота вице-адмирала Нахимова и стремился поставить его в своё прямое подчинение. Не исключаю, что планы могли быть еще более обширны…
МиК: Однако это освещает как будто привычный образ адмирала В. А. Корнилова с довольно нетрадиционной стороны. Как могло случиться, что историки прошли мимо этих обстоятельств?
А. Н.: Историки фактически пошли за капитан-лейтенантом А. П. Жандром, известным своими нестрогими воспоминаниями. Он дерзнул прикоснуться к роли двух самых значимых на ЧФ личностей после ухода из жизни в апреле 1851 г. их гениального воспитателя и наставника адмирала Михаила Петровича Лазарева…
А сформулировал он эти воспоминания так: «Отношение Корнилова к Нахимову»… Это самое «отношение» стало содержанием двух подразделов его опуса под названием «Материалы для истории обороны Севастополя и для биографии В. А. Корнилова, собранные и объяснённые капитан-лейтенантом А. Жандром, бывшем его флаг-офицером». Записки вышли в свет в 1859 году.
МиК: То есть раскрыть реальные взаимоотношения обеих сторон задача не ставилась?
А. Н.: Само название Жандром одного из подразделов его «Материалов…» ‒ «Отношение Корнилова к Нахимову в 1852 г.» – согласитесь, носит односторонний характер. Почти сто лет спустя, в 1954 году, составители сборника «П. С. Нахимов. Документы и материалы» даже решили смягчить нарочитую резкость этой формулировки и озаглавили фрагмент как «Воспоминания А. П. Жандра о взаимоотношениях П. С. Нахимова и В. А. Корнилова в 1852 г.» (Сборник: П. С. Нахимов. Документы и материалы/Под ред. А.А.Самарова. ВОЕНИЗДАТ МО Союза ССР. М., 1954. С. 207-208).
Однако на этом коррективы исторических обстоятельств не закончились. Уже в нынешнем столетии, в связи с 200-летием славного адмирала, составители очередного сборника «П. С. Нахимов. Документы и материалы» объединили текст Жандра на стр. 34-35 его записей с содержимым подраздела «Нахимов и Корнилов как флагман’а» со страниц 24-25 того же сборника материалов. В итоге это дало увеличение оцениваемого периода их отношений на три года – с 1849 по 1852 г. (Сборник: П. С. Нахимов. Документы и материалы/Под ред. В.С.Соболева. Петербургский институт печати. СПб., 2003. Т I. С. 214-215).
При этом, строго говоря, авторы снова пошли на поводу у Жандра: Корнилов не был флагманом, вернее, так и не успел им стать.
МиК: То есть не было такого назначения?
А. Н.: Не было. Ведь флагман – это своего рода должность на флоте. Им может быть назначен самый опытный командир – тот, кто возглавляет взаимодействие внутри флотских соединений – бригад и дивизий.
Для этого необходим был опыт самостоятельного командования бригадой или дивизией, чего никогда не имел Корнилов. Или даже практической эскадрой. На счету Корнилова в этом смысле – лишь командование отдельными кораблями в начале его карьеры, а также летние учебные вылазки со старшими сыновьями и юнкерами Николаевской штурманской школы в 1851 г. на фрегате «Коварна» в сопровождение ещё одного фрегата, двух корветов и двух бригов. Ну, и «примерная атака» с моря на Севастопольский рейд в составе сборного отряда судов 12 августа 1953 г.
Что оставалось Жандру? Сравнивать адмиральские манеры командования отдельными кораблями – и не более…
Это лишь лёгкое и поверхностное прикосновение к теме взаимоотношений Нахимова и Корнилова, от согласованной деятельности которых тогда, бесспорно, зависела надлежащая подготовка флота к надвигающемуся противостоянию с Турцией и её европейскими покровителями на Чёрном море, да и в значительной степени судьба государственности самой России!
МиК: А какие, например, сравнения проводил Жандр?
А. Н.: Сравнения эти, при внимательном и более или менее профессиональном рассмотрении критики не выдерживают. Особенно на фоне серьезных политических обстоятельств, которые складывались тогда на южных границах России. Иногда поводы и выводы бывали просто смешны. И это наталкивает на мысль, что за притянутыми, а порой просто переписанными фактами скрывалось нечто гораздо более серьезное, о чем автор записок либо не знал, либо, что более вероятно, предпочел умолчать. Настораживает и то, что Жандр – и у меня есть основания так считать – мог просто уничтожить записные книжки Корнилова, в которых находилось что-то, крайне нежелательное для всеобщего обозрения и компрометирующее их хозяина. Для нас эти записные книжки пропали, их нет.
Так вот, о сравнениях. Обратимся к периоду 1849 – 1852 годов. Его воспроизвели и составители сборника 2003-го года. Основа – текст Жандра. Читаем:
“Кампании 1849-1853 гг. ясно обнаружили ту разницу между Нахимовым и Корниловым, которую замечал внимательный глаз ещё во время командования их кораблями. Каждый из них учил офицеров и нижних чинов по своей методе, но оба заботились о своих командах и довели свои корабли до совершенства, так что в 1845 г. беспристрастный ценитель не знал, кого предпочесть: «Силистрию» или «12 Апостолов».
«Силистрия» – линейный корабль с экипажем порядка 500 человек, командиром которого Нахимов начал службу на Черноморском флоте. Уточним, что учением как офицеров, так и «нижних чинов» занимался Нахимов; Корнилов же до простых матросов не нисходил.
И далее о Нахимове: «Как заботливый начальник, он зорко следил за всеми судами, ему вверенными, но то из них, которое носило его флаг, ‒ было его утеха, его создание, его гордость. С горячей любовью входил он во все подробности судового порядка, и мало-помалу, не замечая того сам, оттеснял командира и вводил на судне свою систему управления так, что капитан вскоре начинал чувствовать себя лишним. Вот почему не все хорошие капитаны одинаково желали носить флаг Павла Степановича, хотя все глубоко уважали его и с благоговением принимали его советы».
В бочку меда – ложку дегтя. Выходит, либо нахимовская система управления кораблем была далека от совершенства, и тогда Жандр сам себе противоречит, либо адмирал был капризным себялюбцем, не терпевшим мнения других. Да нет, такого за Павлом Степановичем никогда не водилось…
МиК: А что, недовольные действительно были? Кто были эти капитаны?
А. Н.: Жандр не писал ни о ком конкретно, только общие слова. То же – и его последователи. Интереса ради решил поискать, высказывал ли кто-то из современников – командиров судов – недовольство поведением Нахимова на флагманском корабле. И не нашел. Ни во время пребывания адмирала у берегов Кавказа в 1849 – 1852 гг., ни при Синопе в 1853-ем, ни в Севастополе годом позже.
В Синопский отряд Нахимова первоначально входили три корабля 4-й флотской дивизии, которую возглавлял контр-адмирал Ф. М. Новосильский. Никаких проблем это тогда не вызвало, и никого сходу переучивать Нахимову не пришлось.
Откуда же тогда такие заключения?
Обратил внимание на один случай, упоминавшийся Жандром, – об осмотре Корниловым судов эскадры вице-адмирала Нахимова после царского смотра учебных отрядов Черноморского флота в 1852 году.
К царскому смотру Черноморский флот всегда готовился заранее, и государь справедливо отмечал, что корабли поодиночке прекрасно отделаны и команды обучены, так что же тогда осматривать спустя несколько дней на этих кораблях? Впрочем, Корнилова интересовало всё, что могло нанести ущерб авторитету Павла Степановича как наиболее полно на практике следовавшего принципам школы адмирала М. П. Лазарева.
Одним из кораблей – «Ростиславом» – командовал капитан 1-го ранга А. Д. Кузнецов, и дальнейшие события подтвердят особые отношения между ним и Корниловым…
Однако в 1852 году «Ростислав» находился еще в составе 5-й флотской дивизии под командованием Нахимова. В 1853-ем – уже в 4-й дивизии, которой командовал Новосильский, ставленник Корнилова. Чем объяснить переход Кузнецова из одной дивизии в другую? Пожалуй, ничем иным, кроме недовольства. Однако и Нахимов мог быть недоволен «Ростиславом», точнее, его командиром.
МиК: То есть из одного «недовольного» Жандр, как Вы считаете, мог создать некое обобщение?
А. Н.: Других определенно не обнаруживается. А что касается Кузнецова и «Ростислава», то тут прослеживается целая цепь странностей. Вот, например, в 1852 году погибает матрос на «Ростиславе» в момент того самого осмотра Корниловым судов эскадры вице-адмирала Нахимова, о котором я уже упоминал. Что произошло?
Корнилов решил понаблюдать за действиями расчета одного из орудий при учебной стрельбе. Кузнецов, зная, что Корнилов особенно ценил живость стрельбы, указал специально на одно из орудий.
Матросы чистили дуло пушки после очередного выстрела, и, по всей видимости, из-за поспешных действий тлеющий нагар в стволе не был удален. Произошло самовоспламенение досылаемого в ствол для следующего выстрела кокора с порохом. Из ствола выбросило деревянный прибойник … вместе с руками матроса, который вскоре скончался.
Стремление Кузнецова угодить Корнилову привело к ничем не оправданной трагедии. Вообще, капитан 1-го ранга А. Д. Кузнецов ярко демонстрировал систему Корнилова по изготовке команд к смотрам, но отнюдь не к боевым обстоятельствам.
Это чрезвычайное происшествие прямо или косвенно должно было дискредитировать Нахимова – первого флагмана ЧФ, представлявшего флот императору Николаю I на переходе в Николаев 24 октября 1852 года. Корнилов, «отодвинутый» таким образом от командования флотом в этих маневрах, не находил себе места, желая на ком-нибудь выместить свой гнев…
На следующий, 1853-й год, Кузнецов на «Ростиславе» был направлен в Синоп, из числа первых оставались лишь «Императрица Мария» и «Чесма», а «Храбрый» и «Ягудиил», не выдержав бурь, были заменены на «Варну» (4 дв.) «Святослав» (5 дв.), «Ягудиил» (4 дв.) и «Ростислав» (4 дв.), первые два также уйдут после очередной бури исправляться в Севастополь, находясь уже в составе 4-й дивизии Новосильского – выдвиженца Корнилова. И здесь он вновь «отличился»: от молодецкого увлечения стрельбой двумя ядрами на батарейной палубе разорвало одно из разгоряченных орудий. Погибло пять человек…
В том же Синопском сражении на «Ростиславе» насчитали больше всего раненых из экипажей шести судов нашей эскадры… Однако Корнилов счел необходимым отметить Кузнецова, представив его к Св. Владимиру 3-ей степени, несмотря на то, что у него в формуляре значился штраф за проступок, не делающий чести офицеру…
После сражения Корнилов вдруг покинул эскадру и, опережая Нахимова, поспешил сделать доклад главнокомандующему Светлейшему князю А. С. Меншикову. После этого доклада Меншиков почти год не общался с Нахимовым. Однако, отдавая должное истинному отношению Меншикова к победителю при Синопе, необходимо сказать, что отношения их полностью восстановились в Севастополе в ноябре 1854 года.
Кстати, вскоре уже сам Меншиков обратился к Нахимову за заключением по поводу инициативы Корнилова, пытавшегося – настойчиво, более десяти лет! – внедрить на русском флоте неприемлемые английские методы обслуживания орудий.
МиК: Но, вроде бы, явных недружественных действий Корнилов по отношению к Нахимову не предпринимал?
А. Н.: Да. Скорее, это можно назвать авантюрами. Как иначе расценить случай с затоплением кораблей на Севастопольском рейде? После 9 – 11 сентября, когда по приказу главнокомандующего А. С. Меншикова было произведено знаменитое затопление кораблей на рейде, начальник штаба ЧФ Корнилов решил подготовить остававшиеся в строю суда к затоплению или даже сожжению. Подготовка лежала на Нахимове. Все напряженно ждали сигнала с флагманского нахимовского «12 Апостолов». И вот утром 14 сентября почему-то именно на небезызвестном «Ростиславе» «показалось», что приказ – подъем дополнительного флага – отдан.
Нахимов физически не мог отдать такой приказ: в этот момент он совещался с Корниловым на «Вел. Кн. Константине». Затопление «Ростислава» вовремя приостановили…
Тем не менее Корнилов использовал инцидент, чтобы забрать у Нахимова право приказа. А Кузнецова произвел в контр-адмиралы и отправил на Дунайскую флотилию – вполне спокойное место…
Некоторые обстоятельства с виду можно было бы счесть даже мелочными, если бы они не несли реальных помех. Приведу один пример. У Нахимова была прекрасная квартира в Севастополе, в которой он практически не жил. И часто болел, так как вынужден был с декабря 1853 г. все время находиться зимой на неотапливаемых кораблях, за которые отвечал. Корабли же эти были сознательно поставлены Корниловым в самой «вершине» бухты, чтобы удалить раздражавшего его своим присутствием Нахимова – «главного наблюдателя за флотом», как он его называл – с Графской пристани. Это значило, что Нахимову приходилось бы ежедневно добираться от своей квартиры до кораблей и обратно на шлюпке, что было совершенно нереально…
МиК: А вот Жандр пишет, что «в Севастополе Корнилов всегда останавливался у Нахимова, который не раз говорил, что желал бы назначения Владимира Алексеевича главным командиром: бескорыстно преданный службе Павел Степанович забывал своё старшинство, и видел в этом назначении преуспеяние Черноморского флота»…
А. Н.: Насчет квартиры – да, в начале 1853 года Корнилов мог ночевать в доме Нахимова. В 1854-м он обоснуется уже в одноэтажном домике К. И. Истомина, унаследованном В. И. Истоминым, но не используемым Владимиром Ивановичем по причине отдаленности от Малахова кургана.
А вот насчет остального – знаете, я уверен, что Нахимов все прекрасно понимал, но он просто был терпимым. Очень терпимым. В том числе к Корнилову. Так что Корнилов, действительно, мог останавливаться у него на квартире. К тому же нужно отдавать должное ситуации в целом: Нахимов исходил и из того, что и царь, и Лазарев доверяли Корнилову. Правда, перед самой смертью Лазарев все-таки не выдержал и в обращении к Меншикову успел упредить его от назначения Корнилова командующим флотом…
МиК: А какие доводы приводит Жандр, подводя к мысли о преимуществах Корнилова в командовании ЧФ?
А. Н.: Это об «административных и письменных занятиях, неразлучных со званием Главного командира», по его определению? Жандр, похоже, считал шедевром «письменных занятий» Корнилова сделанный им в 1843 году во время севастопольской зимовки «12 Апостолов» перевод с английского руководства под названием «Артиллерийские ученья в Британском флоте».
В 1846 году Великий Князь Константин поспособствовал публикации этой инструкции достаточным тиражом для распространения по Российским флотам, и … вскоре стали поступать сообщения как об ошибках перевода, так и о несоответствии предлагаемых в новой инструкции приёмов действующему на российских судах порядку обслуживания орудий.
В связи с этим Михаил Петрович Лазарев дважды обращался к Нахимову с поручением высказать своё мнение о целесообразности внедрения «Артиллерийских учений в Британском флоте» на кораблях ЧФ. Однако на флоте инструкция так и не смогла прижиться на протяжении последующих 11 лет. Впрочем, начальник штаба Корнилов попросил содействия у князя А. С. Меншикова для её внедрения в директивном порядке.
Александр Сергеевич проявил мудрость, и в ответ на просьбу Великого Князя Константина обратился к авторитету первого флагмана ЧФ П. С. Нахимова с указанием дать своё заключение на инструкцию Корнилова.
К рапорту Павла Степановича от 10 марта 1854 года были приложены обоснованные замечания. Нахимов отметил, что в новом «учении» содержалось весьма мало изменений по сравнению с принятым на Черноморском флоте, а те, которые сделаны, скорее могут замедлить, а не улучшить ученья. При этом без всякой видимой причины или необходимости пришлось бы увеличивать число команды на судах ради обслуживания орудий и переделывать регламент прочих действий.
Кратко, но убедительно и вполне корректно.
Однако Корнилов не отступил и после рапорта Нахимова Меншикову. Он направил в «Морской Сборник» очередные дополнения к своей инструкции. Так в майском номере за 1854 г. в официальном разделе появились «Дополнительные правила к Артиллерийскому ученью» из 10-ти уточнений в так и не прижившееся на флотах руководство. Вот одно из упущенных в ранних редакциях требований: “Запал при стрельбе закрывать большим пальцем, затычки же употреблять, когда орудие в бездействии”. Как оказалось, эти заметки стали последними в жизни адмирала…
МиК: То есть Жандр фактически позволил себе интерпретацию событий?
А. Н.: Достаточно произвольное толкование. Видимо, нельзя было не почувствовать, что выходит «перебор», и тогда Жандр делает определенную «уступку», добавляя, что вовсе нельзя сказать, будто Нахимов не любит умственных занятий: напротив, он очень любит читать, только вот к письму не имеет особой склонности, хотя и пишет очень хорошо.
МиК: И вот это стало основанием для вывода, что Главным командиром ЧФ следует стать Корнилову, а не Нахимову?
А. Н.: Жандр, похоже, уже все решил за адмирала Нахимова. Или повторил чьи-то слова. Во всяком случает, в записках звучит назидательность, не подходящая ему по положению. Вот что он написал: «бескорыстно преданный службе Павел Степанович забывал своё старшинство, и видел в этом назначении преуспеяние Черноморского флота; он знал, что его дело ‒ водить флоты в море и что ему не по силам административные и письменные занятия, неразлучные со званием Главного Командира».
От себя добавлю, что «неразлучность» административных и письменных занятий с функциями Главного командира – это полное непонимание роли руководства флота. Для преуспевания ЧФ Главному командиру надо было обладать способностью адекватно воспринимать складывающуюся военно-политическую обстановку в Черноморском бассейне, в проливах и вырабатывать стратегию действия имеющегося в его распоряжении флота, а также определять пути его дальнейшего развития.
Обладал ли таким опытом сам Корнилов? Об этом скажу чуть позже. А сейчас отмечу, что Корнилов откровенно опасался авторитета Нахимова и стремился поставить его в своё прямое подчинение. Для этого он, по крайней мере, дважды в 1852 году выступал с предложением перевести Нахимова на должность командира Севастопольского порта. Удаление же действующего командира, вице-адмирала С. П. Хрущёва, он считал уже предрешенным после того, как организовал провокацию с подмётным письмом в декабре 1851 г.
Однако не будем забывать, что, кроме свободных записок Жандра, были еще и реальные факты. Тем не менее знакомство с ними происходило крайне редко, а после они как-то забывались, выпадали из актива историков. Я позволю себе вспомнить в этой связи только об одном случае. Это было в конце 1940-х годов, после войны, когда Сталин поручил составить биографии героев Севастопольской обороны.
Тогда составители и редакторы сборника 1947 г. «Вице-адмирал Корнилов» д. в-м. н. капитан 1-го ранга Н. В. Новиков и к. и. н. П. Г. Софинов весьма добросовестно проштудировали сохранившиеся в архивах подлинники документов, касающиеся адмирала Корнилова, и в ряде случаев им пришлось восстанавливать исходные тексты, намеренно искажённые Жандром при составлении им в 1859 г. «Материалов для истории обороны Севастополя и для биографии В.А.Корнилова»…
Там, между прочим, сохранилось и такое письмо Корнилова к брату Александру в Петербург от 18 августа 1851 г., когда он поспешил поделиться важной новостью: “По болезни интенданта Дмитриева назначен контр-адмирал Метлин, мой хороший приятель, и мне, кажется, придётся оставаться в этой злополучной стране и в этом грустном городе Николаеве”.
Не странно ли звучит? В «этой злополучной стране»? То есть на Родине? Впрочем, это отдельная тема, достойная внимания. А сейчас лишь поясню, что Корнилову постоянно не хватало денег, а жил он явно не по средствам: то мебель заведёт «под Мольера», то жеребцов в яблоках, то соберётся дом строить в Голландии – на Северной стороне Севастополя…
Чуть раньше, в мае того же 1851 года, в другом письме брату Александру он сожалел, что “имел только случайное и косвенное влияние на главные артерии механизма управления Черноморским флотом ‒ на интендантство и строительство”. И вот – удачное внедрение в управление своего доверенного лица, контр-адмирала Н. Ф. Метлина, на должность обер-интенданта в октябре. С этих пор тема нехватки денег из писем брату бесследно исчезает…
МиК: Неожиданный поворот в биографии героя… Как могли произойти такие метаморфозы?
А. Н.: Давайте посмотрим на все это с такой стороны: предшествующая служба и жизненные интересы. Раз мы начали с предложенных Жандром сравнений по «профессиональному признаку», кратко напомню и о реальных обстоятельствах жизненного пути обоих адмиралов.
Коротко – поскольку эти обстоятельства достаточно хорошо известны и документированы – о Нахимове. Продолжая свою флотскую службу на ЧФ с января 1834 года, Павел Степанович имел за плечами кругосветное плавание, Наваринское сражение, за отличие в котором был трижды отмечен, постройку фрегата «Паллада» и линейного корабля «Силистрия» в Николаеве. Затем он принял командование 1-ой бригадой 4-й флотской дивизии, а в 1852 году был произведён в вице-адмиралы и стал первым флагманом Черноморского флота на посту начальника 5-й флотской дивизии.
Что касается Владимира Алексеевича Корнилова, то он – сын капитана-командора – был, я бы сказал, баловнем судьбы и протекционистских связей. Так, в кадетском корпусе он провел всего лишь два года. А в 1825 г. стараниями отца был прикомандирован к Гвардейскому флотскому экипажу.
По этому поводу еще в 1855 году И. А. Шестаков, начинавший службу на Чёрном море гардемарином у Лазарева и автор биографического очерка «Владимир Алексеевич Корнилов», опубликованного в декабрьском выпуске «Морского сборника», указывал: “Командир экипажа скоро удалил мичмана Корнилова, не найдя в нём достаточной для фронта бодрости”. Впрочем, это, видимо, спасло его от участия 14 декабря в марше Гвардейского экипажа, предводимого Н. А. Бестужевым, на Сенатскую площадь с целью свержения самодержавия…
А вот дальше и началось восхождение. Отцу Корнилова удалось в марте 1827 г., благодаря приятельским отношениям с адмиралом Д. Н. Сенявиным, пристроить наконец сына на корабль «Азов» под начало капитана 1-го ранга М. П. Лазарева. В тот момент шла подготовка к экспедиции в Средиземное море с целью прекращения турецкой резни братьев по вере ‒ греческих повстанцев.
В бою 8 (20) ноября 1827 г. мичман Корнилов командовал тремя орудиями в нижнем деке, на верхней палубе не появлялся и не имел случая отличиться.
В том же деле на том же корабле сражался и лейтенант Павел Нахимов, находясь в самом пекле ‒ на баке «Азова». За участие в этом бою он был удостоен Св. Георгия 4-й степени, внеочередного производства в капитан-лейтенанты, а также трофейного приза: это был корвет «Восточная звезда», который после восстановления переименовали в «Наварин».
Однако Михаил Петрович Лазарев, проникшийся к Корнилову почти отеческой заботой и не оставлявший его без внимания, представил мичмана к Св. Анне 3-ей степени. Правда, не обошлось без конфуза.
В наградном списке офицеров российского Наваринского отряда в строке о мичмане В. А. Корнилове рукой Государя Императора «Св. Анна 3 ст.» была перечёркнута и в соседней графе его рукой “написано тако” ‒ «Св. 4 ст.». Этот факт как раз и приводился в сборнике 1947-го года под редакцией Н. В. Новикова.
Демонстративное унижение опечалило Корнилова, но Михаил Петрович убедил командование союзных эскадр, с которыми русские моряки имели возможность общаться на Мальте, наградить мичмана их почётными орденами наравне с командирами шести российских судов и командованием самого отряда.
МиК: А что могло послужить такому подчеркнутому расположению адмирала Лазарева к вроде бы ничем особенным не отличавшемуся пока что мичману?
А. Н.: Знаете, я не возьму на себя вольность что-либо утверждать. Могу, тем не менее, предполагать, что здесь возникли какие-то неслужебные, личные обстоятельства. Но конкретизировать эти предположения пока что рано.
Вернемся к карьере Корнилова. Мичман стал обладателем французского ордена Леопольда I и британского ордена Бани. Подобное награждение было экстраординарным.
В марте 1835 года Лазаревы и Корниловы породнились. Михаила Петровича скоропалительно – всего лишь за неделю знакомства – женили на 23-летней Екатерине Тимофеевне Фан-дер-Флит. Она приходилась двоюродной сестрой Владимиру Алексеевичу Корнилову. Теперь бравый 47-летний вице-адмирал оказался намертво привязан к карьерному восхождению свояка…
Сам же Корнилов женился в 1837 году. Из Петербурга он привез супругу Елизавету Васильевну, дочь сенатора В. С. Новосильцева.
Теперь проблемы Володи решались на семейном совете в доме Главного командира ЧФ в Николаеве.
Михаил Петрович одновременно с героями Наварина Л. П. Гейденом, А. П. Авиновым, С. П. Хрущёвым, П. С. Нахимовым и И. П. Бутенёвым в 1835 году получают от правительства независимой Греции высшую награду – орден Спасителя золотого креста. Это не осталось незамеченным в Николаеве, где рядом с Михаилом Петровичем неизменно находилась его энергичная супруга, небезразличная к карьере Владимира Алексеевича.
Результатом было то, что через год после Наваринских событий Лазарев обратился к начальнику Главного штаба Морского флота Меншикову с просьбой ходатайствовать об «обделенном» Корнилове…
Не думаю, что угрызения совести не посещали отличавшегося своей глубокой порядочностью Михаила Петровича…
Тот же Иван Алексеевич Шестаков, знавший Корнилова ещё во второй половине 1830-х годов, оставил в «Морском сборнике», о котором я уже упоминал, такие заметки о Владимире Алексеевиче: “Всему учившийся, он ничего не знал основательно; одарённый природой был способен на всё и ни на что особенно не годен”.
Была и еще одна проблема. Находясь до 14-ти лет в семье, Владимир впитал в себя высокомерие с претензиями на свою избранность. Сохранились свидетельства, что он имел сложный характер и постоянно конфликтовал с сослуживцами, поэтому Лазарев вынужден был несколько лет его держать при себе в качестве офицера по особым поручениям.
Я мог бы еще долго приводить факты биографии Владимира Алексеевича, которые указывают на складывание неких особых обстоятельств его продвижения по службе. Особых – не в смысле непонятных или таинственных. Нет, скорее, это были своего рода вольности или даже капризы, мало совместимые с уставом военно-морской службы.
Так, будучи поставленным 26 января 1838 года командовать фрегатом «Флора», он просто-напросто отказался от столь унылой, на его взгляд, перспективы. Не теряя времени, Корнилов добился содействия Лазарева, который снова оказался покладистым, и сразу же перешел на линейный корабль «12 Апостолов», которому ещё на стапелях была уготована роль флагмана Черноморского флота. Не имея определённой должности, 8 июля 1838 г. он получает повышение в звании ‒ капитана 2-го ранга.
Только через год, 1 января 1839 года, Лазарев сможет оформить его перевод в 38-й флотский экипаж с назначением командиром экипажа и еще находящегося в постройке корабля «12 Апостолов».
В результате он оказался, пожалуй, единственным из черноморских офицеров ‒ будущих командиров линейных кораблей, кто не прошёл полной проверки суровой школой на звание моряка, а ограничился участием в десантных операциях. За ними он наблюдал с борта различных судов как начальник походного штаба Лазарева. Поэтому неудивительно, что в сентябре 1853 г., когда Государь Император распорядится перебросить 13-ю пехотную дивизию в Закавказье, Корнилов не сумел с уверенностью заранее выбрать место дебаркации и до последнего момента метался в поисках подходящей бухты.
Пока «12 Апостолов» достраивали, чтобы в 1842 году ввести его в состав действующих кораблей ЧФ, Корнилов успел получить, не выходя в море и спустя всего два года после производства в капитаны 2-го ранга, чин капитана 1-го ранга!
МиК: Корнилову везло?
А. Н.: Похоже, не просто везло. Корнилов проявил определенные качества. Он сумел воспользоваться слабостью Михаила Петровича (которую подметил еще мичман Д. А. Завалишин в кругосветном плавании на фрегате «Крейсер»), окружать себя льстецами и фаворитами. Обнаружив это, Корнилов с первых же дней службы под опекой Михаила Петровича наушничал на тех, кто, по его мнению, не мог рассмотреть в нём особенных талантов… И это войдёт в привычку Владимира Алексеевича ещё со времени командования «12 Апостолами».
Составители сборника 1947-го года приводили не слишком известное сегодня письмо Корнилова Лазареву с характеристиками подчинённых. В нем Владимир Алексеевич позволяет себе оскорбительные высказывания в адрес генерал-лейтенанта, гидрографа ЧФ, председателя комитета по устройству доков в Севастополе: “Берх имеет своих фаворитов и мне подсунул медлительного и тупого старшего штурмана Аронова, годного только для хранения инструмента”. Это письмо было написано в ноябре 1845 года.
«Тупой», со слов Корнилова, штурман Павел Андреевич Аронов, ровесник автора письма, – будущий участник Синопского сражения на «Вел. Кн. Константине», капитан корпуса штурманов, произведённый за боевую доблесть в подполковники. Позже он станет флагманским штурманом ЧФ, и тому же Корнилову придется доверить ему 9 сентября 1854 г. расстановку 7-ми затапливаемых на фарватере Севастопольской бухты судов для преграждения проникновения неприятеля на внутренний рейд.
Вообще, как это явствует из опубликованных в 1947 году документов, которые как-то не принято сегодня вспоминать, Корнилов частенько позволял себе в письмах к Лазареву сводить счёты с теми, кого недолюбливал…
Словоохотливость Корнилова не обошла своим вниманием и Нахимова. Войдя во вкус подле Лазарева, он попробовал, по-видимому, оказать впоследствии влияние и на Меншикова, о чем я уже говорил, однако малоуспешно…
МиК: Жаль, что не сохранилась записная книжка самого Корнилова.
А. Н.: Случайно ли? Не знаю. Если исходить из установленного факта намеренного искажения Жандром исходных текстов, которые он использовал для биографии Корнилова, то я допускаю и такое обстоятельство: завладевший в Николаеве семейным архивом Корнилова капитан-лейтенант А. П. Жандр мог и умышленно уничтожить некоторые письма и оригиналы распоряжений шефа, сведения из которых не укладывались в выстраиваемый им благостный образ… Но даже если это и не так, искажение им фактов уже доказано, хотя и «забыто».
МиК: И все же трудно представить, что Нахимов мог ничего не знать о подобных дeйствиях бывшего сотоварища и сохранять то расположение к нему, о котором писал Жандр…
А. Н.: Повторю: прежде всего – терпимость. Может быть, своего рода философия. Но не кажется ли Вам, что даже некоторые современники Нахимова сумели расшифровать эту загадку? Не об этом ли писал Д. В. Ильинский: “Павел Степанович Нахимов был, бесспорно, лучшим по опытности моряком обоих наших флотов. Только одной этой чести он и ожидал, и на всё остальное смотрел равнодушно; он недоумевал, как могли мелочные расчёты занимать серьёзные умы и причинять им огорчения и заботы в жизни”. Вдумайтесь в это заключение старого севастопольца…
Беседовала Таня Скарбек.
Ранee сообщалось, что артефакты эпохи Крымской войны, поднятые с морского дна, выставят в севастопольском музее-заповеднике “Херсонес Таврический”.