Море и космос
О том, как начиналось становление будущего адмирала Павла Степановича Нахимова, рассказывает потомок рода русского флотоводца А. П. Нахимов. Медиапортал “Море и космос” приступает к публикации фрагментов готовящейся им книги о легендарном адмирале русского флота.
“Учебные плавания Павла Нахимова проходили на корпусном бриге «Феникс» в Балтике, по местам, талантливо описанным приятелем по кадетскому корпусу Дмитрием Завалишиным:
Гардемарины развлекались на судне: бегали кругом по борту и по торцам свёрнутых коек, которые на нём укладывались, рискуя, конечно, упасть в воду или на палубу и расшибиться, как это и случилось с Нахимовым. При крике “Князь идёт!” он хотел соскочить на палубу, но, зацепившись ногой за верёвку, упал, рассекши подбородок о железное кольцо, вбитое в палубу, и закричавши: “Братцы, не сказывайте князю”, когда тот уже стоял за ним и всё видел.
Наконец, была ещё одна забава ‒ это ходить с одной мачты на другую по натянутой наискось верёвке. В этом попался князь Рыкачёв. Оступившись, он повис на одной руке, которая сжалась спазматически до такой степени, что надо было подвести под него беседку и долго оттирать руку спиртом, чтобы иметь возможность разжать её.
Мы не были довольны сухим приёмом в Риге, где хотя и показывали нам всё, исполняя предписания правительства, но не выказывали недоброжелательство к русским, тогда как, напротив, в чужих государствах, в Швеции и Дании, нас принимали, начиная от двора и до каждого частного лица. В те годы латыши и эстонцы в городах, тем более в онемеченных столицах не жили, поэтому гардемарины могли общаться с высокомерными немцами-ост-зейцами. У коренных латышей и эстонцев не было своей письменности, кое-кто знал шведский, финский и осваивал немецкий < … >
В Стокгольме особенно полюбил меня наш посланник, граф Сухтелен, у которого я, бывало, оставался не раз ночевать, когда, для удовлетворения моей любознательности, надобно было начинать осмотр или уезжать на другой день рано поутру. С брига же свозили гардемарин обыкновенно после завтрака около полудня.
Король шведский, Карл XIII, был уже очень стар и ещё более слаб умом. Он почти впал в детство, а государством правил наследный принц, кронпринц, как там зовут, известный французский маршал Берн<адот>, вступивший на престол под именем Карла XIV. Он поручил сыну своему, впоследствии также королю, принимать нас. Мы заметили, что Оскар не привык ещё разыгрывать роль принца. В первое наше представление Бернадоту, запросто, в его загородном дворце, куда нас привезли после обеда как гостей, случилось забавное происшествие. Бернадот относился с чрезвычайным уважением к князю Шихматову и потому ко всему, что касалось нас, спрашивал его наперёд. Полагая, что мы как моряки, должны сызмала приучиться к пуншу, он однако же наперёд спросил князя, можно ли нас потчевать пуншем, “разумеется, слабеньким”, прибавил он. Князь не смел отказать. Бернадот приказал Оскару самому распорядиться о пунше, а тот, вероятно, думая угодить нам, сделал его крепким. С ужасом заметил это князь, отведав понемногу, и потому сказал нам по-французски, что мы можем пить, прибавив по-русски: “Не пейте друзья мои, очень крепко”. Поэтому некоторые подносили стаканы только к губам и расставили их по столам и окнам, как бы намереваясь пить понемногу, чтобы незаметно было, что не пьют, но нашлись и такие, которые считали дозволение на французском языке важнее совета на русском и опорожнили стаканы залпом.
Беранадот очень полюбил меня и усаживал, бывало, возле себя, когда играл с нашим послом в шахматы. При посещении брига шведским двором мне сделали честь назначить меня для командования не только маневрами, но и примерным сражением с абордажем, причём люди так увлеклись, что вступили было в действительную свалку и одному ранили руку интрепелём (топор на длинной рукоятке), а другому штыком в ногу, так что я насилу мог разнять их, бросаясь между ними.
По этому поводу кроме похвалы и приветствий и от своих, и от чужих на бриге по окончании маневров, когда я съехал вечером к посланнику (мне предоставлена была в распоряжение его библиотека с редкими книгами и картинами), то он сказал, что поздравляет меня с орденом, который назначил мне Кронпринц. ” (Завалишин Д. И. «Воспоминания. Поход в Швецию и Данию» стр. 35-36.)
Завалишину в 1817 г. было всего 13 лет, к этому моменту он год как в Морском Кадетском Корпусе, но, получив разностороннее домашнее образование, практически уже владеет знаниями в объёме трехгодичного курса обучения и с 1820 г. в чине мичмана преподаёт сам в корпусе несколько дисциплин. Небольшой росточком, милый на вид, в общении он тут же поражал своим знаниями не по годам и был общим любимцем.”
Продолжение следует.
Ранее Александр Нахимов отметил, что история севастопольских событий 1850-х годов потребует дополнений.